Автор: эксперт
Геннадий Константинович Ашин, профессор кафедры философии MГИMO, доктор философских наук, заслуженный деятель науки РФ, один из основоположников научной элитологии в России.
Уже много столетий человечество отчетливо сознает, что жизнь миллионов людей оказывается зависимой от решений, которые принимают немногие власть имущие, зависимой от того, являются ли эти решения квалифицированными и, главное, выражают ли они интересы и потребности населения или же своекорыстные интересы привилегированного меньшинства. Поэтому особая роль правителей — лидеров, элиты неизменно была предметом острого интереса и внимания социальных мыслителей. Идеологи правящих классов, естественно, оправдывали существование элиты, в то время как лидеры и идеологи классов и слоев, не представленных в правящей элите, порой ставили под сомнение легитимность этого слоя. Хотя следует признать, что всякий раз, когда они брали власть в свои руки, оказывалось, что властные функции по-прежнему осуществлялись меньшинством. Успешное функционирование общества, качество жизни людей в значительной мере зависит от этого правящего меньшинства.
Известно, что в советское время элитологическая проблематика была табуирована. Исследования советской элиты были невозможны по идеологическим (а, значит, и цензурным) соображениям. В соответствии с официальной идеологией, элиты не может быть в обществе социалистическом. Хотя наличие элиты — привилегированного слоя в виде прежде всего верхушки партийно-советской бюрократии было секретом Полишинеля. И исторически элитологическая проблематика входила в советскую науку с «черного хода» — через разрешенный жанр «критики буржуазной идеологии». Paзумеется, сам термин «буржуазная социология» — такая же бессмыслица, как «буржуазная математика».
Когда цензурные препоны были сняты, элитологические исследования в России стали осуществляться широким фронтом. Перефразируя слова непопулярного ныне классика, Россия «выстрадала» элитологию. Уж слишком натерпелась она от правления неквалифицированной, авторитарной (а тем более тоталитарной) часто коррумпированной политической элиты. А это вылилось в острую потребность в научной дисциплине, которая сформулировала бы оптимальные подходы к повышению качества элиты, принципам ее рекрутирования, демократического контроля над элитой, элитного образования.
К тому же были и другие важные предпосылки для формирования школы современной российской элитологии. Она могла опереться на тысячелетнюю традиции русской дореволюционной элитологии.
Зарождение российской элитологии (ее правильнее назвать протоэлитологией) относится по меньшей мере к XI в. В «Русской Правде»
Ярослава Мудрого (978-1057) фиксируется социальное расслоение населения, права и привилегии элитного слоя, узакониваются два сословия — княжеские мужи и простолюдины. Первые и составляли привилегированное сословие (прежде всего княжескую дружину), посредством которого князья правили своими княжествами, оборонялись от врагов.
Игумен Псковского монастыря
Филофей (1465-1542) писал о богоизбранности великокняжеской власти, выдвигал идею мессианской роли Руси и ее правителей: «…два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать».
Князь А.М. Курбский (1528-1583) считал, необходимым для государя иметь мудрых советников, выступал за Думу при царе, состоящей из бояр (аналог западноевропейской аристократии), которая бы сдерживала абсолютную, деспотическую власть монарха.
Иван IV Грозный в своем послании утверждал, что князь должен быть самодержцем, несущим ответственность не перед людьми, но перед Богом, карать непокорных бояр.
Но вот впервые в российском обществе появился человек, который рассматривал управление и отношение элита-масса не с позиций элиты, а с позиций объекта ее управления — народа. Это был
А.Н. Радищев — социальный философ, писатель, просветитель, крупный чиновник. В 1790 г. он издал в частной типографии «Путешествие из Петербурга в Москву». Социально-политический строй России он именует «чудищем»: крепостное право, самодержавие, деспотизм гнетет общество. Он — сторонник естественного права людей, «принявших одинаковое от природы сложение и потому имеющих одинаковые права, следственно, равных во всем между собою и единые другим не подвластных». А в действительности — власть имущие, пресыщенные богатством, тиранически управляют народом. Сочинения Радищева — не рассуждения в рамках привычной элитаристской парадигме, а, напротив, в парадигме эгалитаристской. В работе «О самодержавстве» Радищев пишет: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние». Расплатой за вольнодумство был смертный приговор, замененный ссылкой в Сибирь…
В первой половине XIX века элитарная парадигма остается преобладающей. Даже у одного из руководителей и идеологов декабристов
П.И. Пестеля в его «Русской правде» говорится о «разделении членов общества на повелевающих и повинующихся. Сие разделение неизбежно». Определенный отход от элитарной парадигмы мы находим в работах другого видного деятеля и идеолога декабристов
Н.М. Муравьева. Особый интерес представляет его проект конституции (второй вариант, 1824 г): «Русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью какого-либо лица и никакого семейства. Источник Верховной власти есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основные постановления для самого себя». Замечательные слова, которым, увы, не суждено было быть реализованными.
Идеология либерального реформаторства в России в начале XIX в. строилась на элитарной парадигме, пусть слегка демократизированной. Отметим, что по поручению Александра I в период его либеральных задумок пользовавшийся его особым доверием граф
Н.Н. Новосильцев разработал проект конституции под названием «Государственная уставная грамота Российской империи». В ней говорилось: «Государь есть единственный источник всех в империи властей гражданских, политических, законодательных и военных». А далее: «Но законодательной власти государя содействует государственный сейм… Да будет российский народ отныне навсегда иметь народное представительство. Оно должно состоять в государственном сейме (государственной думе), составленном из государя и двух палат. Первую, под именем высшей палаты, образует сенат, а вторую, под именем посольской палаты, земские послы и депутаты окружных городских обществ». К сожалению, эта попытка конституционной монархии не была реализована.
Это относится и к знаменитому проекту «Введение к уложению государственных законов» ближайшего сотрудника Александра I
М.М. Сперанского. Он впервые в России сформулировал принцип разделения властей, ссылаясь на традиции народного представительства, предлагал привлечь к участию в законодательстве, суде и управлении народных представителей на разных уровнях. Реализация проекта было бы шагом к превращении России в конституционную монархию, означало бы прогресс в ее политическом развитии.
Взлет политической мысли, развивавшейся в духе эгалитаристской парадигмы, относится ко второй половине XIX века. Он проявился прежде всего в творчестве
М.А. Бакунина. «Придать обществу такое устройство, чтобы каждый индивид… находил, являясь в жизни, почти равные средства для реализации своих различных способностей», мечтал он. Вступив в
I Интернационал, он остро критиковал Маркса, говоря: «…мы всегда будем протестовать против всего, что хоть сколько-нибудь похоже на государственный социализм и коммунизм». Когда Маркс в «Критике Готской программы» утверждал, что социализм делает экономические отношения настолько прозрачными, что не требует товарно-денежных отношений, что работник, отработав, допустим, восемь часов, получает справку об этом и может получить необходимые ему продукты, на производство которых затрачено другими те же восемь часов. Бакунин задавал Марксу вполне невинный, на первый взгляд, а в действительности весьма ядовитый вопрос: а кто, собственно, будет выдавать подобную справку? По-видимому, чиновник, бюрократ. А над этим чиновником будет еще один чиновник и т.д. Так вот эта бюрократическая прослойка и будет реально управлять обществом, она превратится в бюрократическую прослойку, привилегированное сословие (элиту). Государство диктатуры пролетариата, пропагандируемое Марксом, будет представлять собой «деспотизм управляющего меньшинства»,прикрываемый демагогическими фразами о том, что он — выражение народной воли. Анализируя взгляды Маркса и Лассаля, писал Бакунин,
«приходишь к тому же самому печальному результату: к управлению огромного большинства народа привилегированным меньшинством. Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые,как только станут правителями или представителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом». По поводу утверждения марксистов, что диктатура пролетариата будет недолгой и что ее целью будет образовать народ и поднять его политически, Бакунин выражает глубокий скептицизм, утверждая, что
«никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя».
Нужно ли говорить, что эта анти-элитаристская эскапада выпадала из общего хора консервативной элитаристской литературы. Даже либеральный элитизм был в ней редкостью. Отметим работы
Б.Н. Чичерина, одного из лидеров либерального западнического крыла в русском общественном движении. Сторонник парламентаризма, он писал, что «парламент дает государству способных деятелей…». Приобретенные здесь опытность и знание дела, ширина взглядов, умение ладить с людьми составляют лучшие свойства государственного человека. Чичерин был критиком бюрократии, хотя и понимал, что недостатки бюрократии во многом являются отражением всего общества в целом. Он писал о пороках бюрократии (которые, увы, сохранились о поныне): «…формализм, лихоимство, своекорыстные виды, равнодушие к общественному благу — вот явления, …которые довели ее до той степени непопулярности, на которой она стоит». Но, по большому счету, без бюрократии немыслимо государственное устройство. Ее только нужно поставить под недреманное око гласности, уравновесить ее общественным элементом. Бюрократия имеет свой собственный интерес,состоящий в том, чтобы властвовать безгранично.
Свой подход к разрешению противоречия между массой и элитой предлагал народоволец
П.Н. Ткачев. Подход по существу элитарный, но зато во имя большинства, во имя эгалитарных идеалов — бланкистский захват власти, осуществляемый революционным меньшинством (разумеется, передовым, самоотверженным, героическим) во имя будущего равенства и всеобщего счастья. Это меньшинство не очень разборчиво в методах достижения своей цели — годятся почти любые, вплоть до террора. Мысль о том, что в случае успешного захвата власти это меньшинство не захочет с ней расставаться, в голову как-то не приходит. Идеология и психология этой «революционной элиты» блестяще описаны в романе Ф.М. Достоевского «Бесы». Ткачев считает неправильным ждать, когда большинство населения уразумеет свои собственные интересы. Да тогда и революция будет как бы и не нужна. Ткачев пишет:
«Революция… тем-то и отличается от мирного прогресса, что первую делает меньшинство, а второй — большинство». Затем подобную позицию во многом позаимствуют большевики.
Элитология XX века — бурная схватка двух известных нам парадигм. Сначала дадим слово знаменитому представителю эгалитаристской концепции, теоретику анархизма, князю П.А. Кропоткину.По Кропоткину, в центре идейной борьбы в человеческом обществе на протяжении тысячелетий стоит борьба эгалитарной и элитарной идеологий. «Через всю историю нашей цивилизации проходят два течения, две враждебные традиции: римская и народная; императорская и федералистская, традиция власти и традиция свободы… Которое нам выбрать из этих двух борющихся в человечестве течений?». Выбор автора не вызывает сомнений.
Пожалуй, наиболее авторитетным свидетельством в пользу элитаризма большевиков (пусть скрытого элитаризма) являются труды
В.И. Ленина. Обратимся прежде всего к такой известной его книге, как «Что делать?». В ней обосновывается
типично элитарный взгляд на возможности рабочего класса самому выработать социалистическое сознание. Утверждается, что пролетариат сам в состоянии выработать лишь понимание необходимости борьбы за повышение зарплаты, за улучшение условий труда, иначе говоря, за улучшение условий продажи своей рабочей силы, в то время как коренной, глубинный интерес этого класса состоит в свержении системы гнета и эксплуатации — капиталистической системы, и построения социалистического общества. Но это социалистическое сознание, идеи социалистической революции, социалистического преобразования общества могут быть внесены в рабочее движение только
извне — интеллигентами, вставшими на позиции рабочего класса, социалистами, коммунистами. Итак, теорию социализма, стратегию и тактику социалистической революции разрабатывает элита интеллектуалов и организаторов, она вносит социалистическое сознание в рабочее движение.
Далее,
насквозь элитарной оказывается организационная структура партии «нового типа». Строжайшая конспирация, строжайший отбор членов партии и особенно лидеров партии, которым «некогда думать об игрушечных формах демократизма». Узкий слой партийных функционеров, ее элита, и широкий слой членов партии, выполняющих решения ее руководства — таков был зародыш будущего «нового класса». Когда же партия пришла к власти, элитарная структура партии была воспроизведена в масштабах крупнейшей страны мира.
Известно, что Плеханов, Мартов и другие лидеры РСДРП категорически выступали против жесткого централизма ленинской партии, называя его сверхцентрализмом, смертельно опасным для партии, опасным прежде всего тем, что принижает инициативу масс, приучая их подчиниться указаниям сверху. Но Ленину нужна была именно такая сверхцентрализованная партия, как важнейший инструмент завоевания и удержания власти. Тот путь к социализму, который предлагало правое крыло социалистов: партия добивается власти на демократических выборах, а предшествующая элита обновляется за счет широкого проникновения в нее наиболее инициативных представителей народа, объявлялся оппортунизмом.
Ленинские профессиональные революционеры превратились в профессиональных правителей, в правящую элиту, их власть была институциализирована в форме
номенклатурной системы. Сам Ленин признавал: «Если не закрывать глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией». Провозгласив диктатуру пролетариата, большевики установили фактическую диктатуру большевистской верхушки, большевистских вождей, большевистской элиты, переросшую в
абсолютную власть харизматического лидера, опирающуюся на
террористическую систему тотального контроля над населением.
К классикам российской элитологии относится
М.Л. Острогорский — юрист, политолог, член Первой Государственной Думы. Его фундаментальный труд «Демократия и политические партии» был издан на французском языке в 1898 г, то есть на 13 лет раньше, чем книга на эту же тему Р. Михельса «К социологии политических партий в современной демократии», изданной в Лейпциге в 1911 г. А именно за эту книгу Михельс считается одним из основоположников современной элитологии (наряду с Г. Моской и В. Парето) и, как утверждается во многих американских и западноевропейских учебниках по политологии и социологии, является основоположником социологии политических партий. В действительности эта честь принадлежит М.Острогорскому.
Видный российский социолог и историк М.М.Koвaлeвский считал, что в отличие от аристократической Западной Европы российская политическая система была изначально более демократичной. «В самом начале русской истории, до появления князей в Киеве, Новгороде …власть была в руках городского веча; вече — народное собрание. Изначала, как говорит летописец, новгородцы и смоляне, и киевляне, и полочане, и все области сходятся на вече как на думу….Всего шире развернулась власть веча в Новгороде». И позже возникало народное самоуправление, например, в Х
VI веке на Дону, и эти традиции борьбы против самовластия верхов никогда не умирали.
Одновременно в первые десятилетия XX века в России развивались и элитарные концепции. Наиболее ярким представителем этого направления был один из крупнейших российских философов
Н.А. Бердяев, которого по праву можно считать классиком российской элитологии, ее аристократического варианта. Пожалуй, наиболее полно его концепция выражена в книге «Философия неравенства».
В своих работах Бердяев развивает идеи богочеловечества. Поскольку Бог сотворил человека по своему образу и подобию, творчество — качество, приближающее человека к божественному. Развитие творческой сущности — элитизация личности (а личность в потенции — это творческая личность) — это и есть приближение к божественному. В персоналистской иерархии Бердяева самый высокий уровень —
творческая личность, ее высшее проявление — гениальность, которая включает в себя творческий экстаз, это — путь к святости.
Проблемам элитологии большое внимание уделял великий российский социолог
П.А. Сорокин. Вынужденный эмигрировать из России (большевики не простили бы ему то, что он был секретарем А. Керенского), он возглавил социологический факультет Гарвардского университета. Сорокин — один из родоначальников и классик теорий социальной стратификации и социальной мобильности. Особенно интересовала его восходящая мобильность в элиту. Монополия власти в руках узкого привилегированного слоя препятствует восходящей мобильности, делает общество «закрытым», загнивающим, препятствует наиболее талантливым выходцам из «низших» социальных страт — т.е. из народа, что губительно для общества.
Интересна его
теория «головастиков» — талантливых выходцев из низших слоев общества, потенциальной элиты, которые своим интеллектом и способностями превосходят дворянскую правящую элиту, остающуюся еще у власти, мешая «головастикам» войти в элиту, превращая ее в контр-элиту. Социальный баланс в обществе нарушается.
«Когда аристократия сильна и талантлива, то никакие искусственные барьеры ей не нужны для защиты ее от посягательства со стороны «выскочек». Но когда она бесталанна, то в искусственных препонах ощущается такая же острая необходимость, как костыль инвалиду, что, собственно, и происходит в истории. В периоды застоя в дореволюционные эпохи вырожденцы правящего класса прибегают исключительно к искусственным средствам для предотвращения процесса проникновения в их среду «головастиков» из низов и для монополизации всех высоких общественных позиций. Нечто подобное произошло в Древнем Риме, когда в середине II века до н.э. был принят закон о закрытии всех высших постов в стране для инородцев».
Сорокин открыто говорит об исторической вине предреволюционной русской политической элиты, которую заботили не столько интересы страны, сколько собственные хищнические аппетиты.
«Вот почему не следует удивляться приговору истории, вынесенному русской аристократии и пределу, который был положен этому наросту на теле России. Гибель русской аристократии произошла без всякого героизма. Нечто подобное можно наблюдать и на примере других революций. Все это подтверждает нашу догадку относительно второй причины революций — вырождение элиты общества». Накануне революции дворянская элита упорно тормозила продвижение талантов из простонародья, аккумулировала бездарных политиков. Отсюда — неизбежность революции. И когда она происходит —
«все барьеры на пути свободной циркуляции разрешаются одним ударом. Безжалостная революционная метла начитает выметать социальный мусор,не задумываясь при этом, кто виноват, а кто нет. В мгновение ока «привилегированные» оказываются сброшенными с высот социальной пирамиды, а низы выходят из «социальных подвалов. В «сите» селекции образуется огромная щель, сквозь которую могут проникнуть все индивиды безо всякой дискриминации. Но во второй стадии революция устраняет свои же собственные ошибки, воздвигая новое «сито». Итак, когда «головастиков» больше у основания социальной пирамиды, чем на ее вершине, социальный баланс нарушается, и они раньше или позже станут новой элитой. Все это не исключает того, что дворянская элита выполнила важные социальные функции, особенно культурные, и страшные репрессии по отношению к ней было трагедией для России.
Более 20 лет провел в эмиграции и выдающийся русский философ
И.А. Ильин. Он считал, что демократия хороша лишь тогда и постольку, поскольку она рождает аристократию, подлинную элиту, отбирая в ряды верховной власти лиц, наиболее одаренных для государственной деятельности. Творческая изобретательность человека и общества может найти много новых путей для усовершенствования техники этого отбора, например путем организации профессиональных и т.п. форм представительства. Возможно, что этот отбор будет где-либо производиться не в формах демократической избирательной борьбы, а на основании объективных, точно установленных признаках, например, на основании услуг, оказанных обществу и свидетельствующих о нравственной и умственной способности к государственной деятельности.
В заключение отметим, что нынешний интерес к элитологическим исследованиям в России в последние полтора десятилетия (а за этот период опубликовано более тридцати монографий, около тысячи научных статей по проблемам федеральных и региональных элит) объясняется не только социальными потребностями, но и тем, что они могли опереться на многовековую элитологическую российскую традицию.
Изучите сегодня
